Я не юрист, а лирик, Ваша Честь.
К кому я обращаюсь? К вашей чести.
В детали дела я не склонен лезть,
а просто так — порассуждаем вместе.
Я не считаю, прямо говоря,
что этот суд волнует все посольства,
что во второй декаде декабря
мы все, глядишь, в другой стране проснемся;
уж кажется — чего тут только не!
А между тем никто еще покуда
не просыпался тут в другой стране,
и нечего рассчитывать на чудо.
Все те же царь, обслуга и народ,
и тот же снег, и тот же лес раздетый —
в другой стране проснуться может тот,
кто соберется выехать из этой.
Я не скажу — не стану брать греха, —
что сильно повлияет ваша милость
на участь ПЛЛ и МБХ:
ведь их судьба давно определилась.
Получат ли они новейший срок,
мечтают ли о будущем реванше —
они уже герои, видит Бог.
Бороться с этим надо было раньше.
В России лучший способ победить —
достоинство. Скажу вам даже боле:
не в вашей воле их освободить.
Но их и обвинить — не в вашей воле.
Не верят приговорам в наши дни,
когда ментов бандитами считают.
Что говорить: не ангелы они — н
о ангелов хватает, все летают!
Все — ангелы: нацисты, например,
приверженные строгому порядку,
и те, что обживают Селигер,
и те, что погромили Ленинградку, —
так пусть хоть пара демонов пока
нам оттеняет ангельские рыла.
История пристрастна и жестка,
и к нимбам их уже приговорила.
Хочу отместь еще один соблазн —
я сам бы в это верил, да немолод:
весь интернет глядит на вас, стоглаз,
все знают всё, но ничего не могут;
до всех запретных правд подать рукой,
двадцатый век благополучно прожит,
и оттепели нету никакой,
и перестройки тоже быть не может.
Каких орущих толп ни собирай,
какого ни сули переворота —
ты перестроишь дом, барак, сарай,
но странно перестраивать болото.
Суммарной мощью прозы и стиха
не сделать бури в слизистом бульоне.
Не будет здесь проспекта МБХ
(а Лебедева — есть, в моем районе).
Таков уж кодекс местного людья —
мы все теперь проглотим и покроем,
и даже взбунтовавшийся судья
в глазах толпы не выглядит героем.
Взревет патриотический кретин,
и взвоет гопота в привычном стиле,
что это вам Обама заплатил,
иль наши двое вам недоплатили, —
и даже если, шуток окромя,
вы все-таки поступите как витязь,
но все же с подсудимыми двумя
по святости и славе не сравнитесь.
Эпоха наша скалится, как волк,
и смотрит с каждым часом окаянней.
Тому, кто нынче просто помнит долг,
не светит ни любви, ни воздаяний.
Один остался стимул — это стыд
среди сплошной ликующей латуни.
Как видите, мне нечем вас прельстить,
да я и не прельститель по натуре.
Я не прошу пристрастья, Ваша Честь.
Пристрастья ни к чему в судебном зале.
Но просто, что поделать, правда есть,
и хорошо бы вы ее сказали,
всего делов-то. Выражусь ясней:
страна застыла в равновесье хрупком,
и хорошо, коль больше станет в ней
бесспорным человеческим поступком.
Не посрамим российский триколор
истерзанный. На этом самом месте
не им двоим выносят приговор,
а нашей чести, да и Вашей Чести.
История не раз по нам прошлась,
но вновь сулит развилку нам, несчастным:
ваш приговор убьет последний шанс —
иль станет сам последним этим шансом.
Вот выбор, что приравнен к жерновам,
к колодкам, к искусительному змею…
Я б никому его не пожелал.
А в общем, он завиден.Честь имею.
Дмитрий Быков